Скотланд-Ярд и Европол
Сегодня мы поговорим о полиции, точнее – о двух полицейских ведомствах. Одно является, пожалуй, самым знаменитым в Европе, прославлено в сотнях детективных романов и художественных фильмов. Речь идёт о лондонском Скотланд-Ярд. А второе возникло совсем недавно. Это Европол, центральное координационное полицейское ведомство Европейского Союза. Европол начал свою работу всего шесть лет назад. Начнём мы, отдавая дань уважения традиции, со Скотланд-Ярда. О его прошлом и настоящем рассказывает репортаж Джерри Миллера:
В центре Вестминстера – правительственного квартала Лондона – стоит массивное двадцатиэтажное бетонное здание, построенное в шестидесятых годах прошлого века. В наши дни, когда со стен большинства государственных учреждений британской столицы из опасений терактов убраны таблички с названиями, это ведомство не таится. У главного хода медленно вращается, наверняка, знакомая вам по многочисленным фильмам и телесериалам трехгранная призма с рельефной надписью: «NEW SCOTLAND YARD» - «Новый Скотланд-Ярд». Это главное управление лондонской полиции, уголовного розыска и различных аварийных служб британской столицы.
Если есть «новый» Скотланд-Ярд, то должен быть и старый, не так ли? Как часто бывает в Англии, традиция смогла и здесь всё невероятно запутать. Предшественник этого серого бетонного комплекса тоже назывался «новым» Скотланд-Ярдом, и в нем штаб-квартира полиции располагалась с 1886-ого по 1967-ой годы. Тот Скотланд-Ярд тоже сохранился. Красное с белыми полосами кирпичное здание находится неподалеку от Биг-Бена. Именно здесь служили сыщики-тугодумы, которых непрестанно заставлял краснеть от стыда Шерлок Холмс.
А вот самого старого Скотланд-Ярда уже нет. «Шотландский двор» (или, если перевести точнее, подворье) не сохранился, в частности, потому, что сильно пострадало от взрыва, устроенного ирландскими сепаратистами в 1884-ом году. Находилось это здание тоже в районе Вестминстера, в небольшом переулке, с любовью описанном, кстати, в книге Чарльза Диккенса «Записки Боза». В старину квартал этот был известен, в первую очередь, тем, что здесь торговали углём и располагались угольные склады. Название Скотланд-Ярд – Шотландское подворье – сохранилось с тех пор, как в этих местах было нечто вроде шотландской миссии. До Унии 1707-ого года, когда престолы Англии и Шотландии объединились, в Шотландии были свои короли и свои придворные. Поэтому в Лондоне и существовал небольшой жилой комплекс, где останавливались вельможи-шотландцы, приезжая с визитами к английскому королю.
Центральное ведомство лондонской полиции создал в 1829-ом году министр внутренних дел Роберт Пил. Именно благодаря ему лондонские полицейские и сегодня зовутся «бобби». «Бобби» – это уменьшительная форма от имени «Роберт». Продолжая тему, добавим, что полицейский «воронок» англичане прозвали либо «Paddy» либо «Black Maria». «Пэдди», - это вообще-то английское прозвище ирландцев. А так как те, якобы, не знают меры в употреблении спиртных напитков, то полицейский «воронок», подбирающий пьяных на улице, получил то же прозвище. А что же касается «чёрной марии», ставшей в русском варианте в сталинские времена «чёрной марусей», то по самой распространенной версии, Марией звали одну из полицейских осведомительниц прошлого.
Надо сказать, что работа у «бобби» в былые времена была не из легких. И требования предъявлялись к ним, пожалуй, более строгие, чем сейчас. Так, на работу в Скотланд-Ярд принимали только тех мужчин, рост которых был не меньше 178-ми сантиметров. Сегодня никаких ограничений нет. Полицейский был обязан носить униформу вне дома все время, даже если он находился не на дежурстве, а, скажем, шёл в магазин или – с семьёй – на пикник в парк. Вместо сегодняшнего обтянутого сукном пробкового шлема с большой металлической эмблемой, раньше лондонские полицейские носили цилиндры, в которых преследовать злоумышленников было не очень удобно. Полицейских, замеченных на службе в нетрезвом состоянии, пороли розгами прямо в полицейском участке в присутствии коллег.
До недавнего времени «бобби» не были вооружены ничем. Даже резиновых дубинок они не носили, потому что бытовало мнение, что безоружный полицейский не будет провоцировать преступника на применение оружия. Дубинки после долгих споров лондонские полицейские стали носить около десяти лет назад, а огнестрельное оружие – всего четыре года назад. Речь идет тут, конечно, об обычных «постовых», а не о спецподразделениях Скотланд-Ярда, таких, например, как группы захвата.
С другой стороны, в прежние времена работа лондонского полицейского была более спокойной. Ему вменялось в служебную обязанность поддерживать тесную связь с народом. Шагать «бобби» по улице при исполнении служебных обязанностей полагалось размеренно, солидно, неторопливо, со скоростью всего 2 мили (то есть примерно три километра) в час. Полицейский должен был, среди прочего, подбирать с земли брошенные апельсиновые корки, переводить через улицу стариков, тушить пожары, доставлять на специальных ручных тележках больных в отделения неотложной помощи и взламывать двери, если владелец дома забывал взять с собой ключи.
Сегодня усилия полицейских сконцентрированы почти исключительно на борьбе с правонарушениями. В 1921-ом году на каждого лондонского констебля приходилось, в среднем, два преступления в год, по данным прошлого года - больше сорока.
Эмансипация женщин коснулась в 20-ом веке и Скотланд-Ярда. Сейчас женщины выполняют большинство обязанностей наравне с мужчинами. А ведь первую представительницу слабого пола взяли сюда на работу лишь в 1933-ем году. И вплоть до семидесятых годов у женских подразделений Скотланд-Ярда были весьма узкие функции, такие, как урегулирование семейных скандалов, работа с малолетними правонарушителями и преступницами-женщинами.
Никакой рассказ о Скотланд-Ярде нельзя считать полным без упоминания легендарного «чёрного музея». Посетить его могут только сотрудники Скотланд-Ярда и их коллеги из других стран. Это, собственно, музей раскрытых преступлений. Среди экспонатов - посмертные маски знаменитых грабителей, многочисленные орудия преступлений, ванна, в которой один из убийц растворял в кислоте тела своих жертв, и так называемая «чаша любви», сделанная мужем из черепа убитой им собственной жены.
В этом году исполняется десять лет с того времени, как начали действовать Шенгенские соглашения, отменившие пограничный и таможенный контроль между странами Европейского Союза (не всеми, правда, но почти всеми). Стало, однако, не только больше свободы передвижения, но и больше нелегальных иммигрантов и криминальных гастролёров. О том, как справляется (пытается справиться) с этой проблемой Европа, - в следующем сюжете.
Летом 1985 года на прогулочном судне, пришвартовавшемся у мозельской пристани маленького люксембургского городка Шенген, представители пяти западноевропейских стран – Германии, Франции, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга – подписали пакет соглашений о свободном передвижении. То есть между этими странами и раньше можно было ездить свободно, без виз, но новые договорённости вообще отменяли пограничный и таможенный контроль. В конце марта 95-го года Шенгенские соглашения вступили в силу. Со временем к ним присоединились и многие другие страны Европейского Союза.
Нашим слушателям в странах-наследницах Советского Союза соглашения также принесли заметные облегчения. Теперь достаточно взять визу в одно из государств шенгенской зоны, чтобы свободно ездить и в другие. Раньше это было невозможно.
Однако открытие границ принесло с собой и проблемы. Странам ЕС |приходятся тщательнее охранять свои внешние границы – прежде всего, от нелегальных иммигрантов. Пограничные укрепления испанских анклавов в Северной Африке, которые должны сдержать поток иммигрантов из Марокко, стали символом «европейской крепости». Европейский Союз пытается заключить с самыми разными странами (от Нигерии до России) соглашения о репатриации нелегальных иммигрантов. Из бюджета ЕС этим странам выделяется финансовая помощь на борьбу с преступными бандами, которые занимаются переброской беженцев, рабочих-нелегалов и проституток. Пока успехи в этой борьбе оставляют желать лучшего.
Да, увы: новыми возможностями, которые предоставляют открытые границы, пользуются не только туристы, но и преступники. Для координации деятельности национальных полицейских служб было создано специальное ведомство – Европол. Его штаб-квартира находится в Гааге. Месяц назад новым главой Европола стал немец Макс-Петер Ратцель. Это очень обрадовало министра внутренних дел Германии Отто Шили:
«Все понимают, что значение общеевропейского полицейского ведомства будет расти и что необходимо повысить эффективность его работы. Решающим в выборе Ратцеля оказалось то, что он накопил богатый опыт оперативной работы в Федеральном ведомстве по уголовным делам и добился здесь больших успехов».
Макс-Петер Ратцель стал сыщиком после окончания физико-математического факультета университета. В Федеральном ведомстве по уголовным делам Германии (БКА) он работал с 87-го года. Перед тем, как стать шефом Европола, возглавлял отдел по борьбе с организованной преступностью БКА. Кандидатам из Франции, Италии и Испании его предпочли ещё и потому, что на посту шефа этого отдела Ратцель наладил плодотворное сотрудничество с коллегами из других стран Европейского Союза.
Кстати говоря, до него Европол в течение пяти лет возглавлял тоже немец – Юрген Шторбек. Это был один из аргументов против назначения Ратцеля. Некоторые другие страны ЕС настаивали на «национальной» ротации, если можно так выразиться. Державные амбиции, межгосударственная ревность, ложное понимание национального достоинства, - вот факторы, которые до сих пор существенно затрудняют работу общеевропейского полицейского ведомства.
Однако проблемы, разумеется, состоят не только в этом. Бывший шеф Европола Юрген Шторбек объясняет:
«Конечно, у нас – общее пространство, но на этом пространстве действуют разные законы и говорят на разных языках. Это многообразие правовых структур, уголовных и уголовно-процессуальных кодексов , прерогатив полиции делает невозможным существование одного, одинакового до последней детали законодательства в каждой из стран Европейского Союза. Поэтому исполнительные функции будут и в дальнейшем возложены на правоохранительные органы разных государств. Возможности Европола тут ограничены».
А вместе с тем – подчеркну я ещё раз – работать Европолу (как, впрочем, и национальным полицейским ведомствам отдельных государств ЕС) стало в последние годы труднее. После вступления в силу Шенгенских соглашений и принятия в Европейский Союз некоторых бывших соцстран кривая криминальной статистики поползла вверх. Действительно ли идёт речь об экспорте преступности из Восточной Европы, как об этом пишут, например, некоторые немецкие газеты? Юрген Шторбек не совсем с этим согласен.
«Радиус действия организованных преступных группировок давно уже охватывает одновременно и запад, и восток Европы. Это называют пространством общей криминальной биографии. Преступные группировки из Прибалтики или Польши, например, давно действуют в Скандинавии, внедрились в Испании и так далее. Но идёт и обратный процесс. То есть «наши» преступники, хочу я подчеркнуть, действуют в Польше, Венгрии, Чехии. «Наши» мафиозные группировки инвестируют в эти страны. Но в общем и целом я не думаю, что всё это приведёт к качественному скачку в области организованной преступности».
Что значит вообще – «качественный скачок»? Сколько сейчас действует на общеевропейском пространстве организованных преступных группировок?
«Цифры у нас, конечно, есть, но эти статистические подсчёты не слишком многое объясняют. Для нас важно уяснить, что новые члены Европейского Союза, уже не являются, как это было, возможно, несколько лет назад, «родиной» преступности, базой, стартовой площадкой, но становятся транзитными странами для преступников и их операций. То есть, если хотите, - такими же, как и все остальные государства ЕС. Как, скажем, Германия, Нидерланды или Испания являются транзитными странами для контрабандного кокаина из Южной Америки».
Как бы мы ни оценивали эту трансформацию, но работы у Европола – общеевропейского полицейского ведомства – стало явно не меньше.
Европол собирает и анализирует информацию, поступающую от национальных правоохранительных органов, - в первую очередь, информацию о международных организованных преступных группировках. И хотя каждая страна выделяет своих криминалистов, прокуроров и судей для работы в Европоле и Евроюсте (общеевропейском юридическом ведомстве), однако те лишь в ограниченной степени могут определять, какая именно информация поступает из министерств внутренних дел и юстиции их собственных стран. А министерства особенной щедростью в этом смысле не отличаются. Государства ЕС не слишком охотно предоставляют полную информацию о своих гражданах, даже если те являются опасными рецидивистами. Причина та же – национальные амбиции. А также стратегии расследования и предотвращения преступлений. Судебный следователь Кристиан де Фалькенеер, работавший в апелляционном суде в Брюсселе, говорит:
«Если в трёх разных странах нужно расследовать одно и то же дело, то особая координация тут не нужна. Разумеется, нужно обмениваться друг с другом информацией, это ясно. Но это вначале. А потом наступает такой момент, когда именно Европол и Евроюст должны иметь возможность сказать: всё, теперь мы принимаем то или иное решение. Например: проводить завтра обыски у подозреваемых, причём одновременно во всех трёх странах».
Всё это звучит логично, но даже о едином общеевропейском ордере на арест странам ЕС так и не удалось договориться: Италия отказалась признать его. Кроме того, одного только сбора и анализа поступающей информации мало для того, чтобы Европол действительно стал эффективным полицейским ведомством. У «общеевропейских» криминалистов должна быть возможность вести эффективную оперативную работу. Это станет одной из главных задач нового главы ведомства.