"Победаражение" Кристиана Крахта

В издательстве "Кипенхойер унд Витч" вышла новая книга молодого немецкого автора Кристиана Крахта – "1979". А московское издательство "Ад маргинем" выпустило недавно его роман “Faserland“, появившийся на немецком языке в 1995 году.

Крахт родился в Швейцарии в 1966 году, воспитывался в престижном интернате в немецком городке Залем на Боденском озере, пишет для журналов "Шпигель", "Темпо" и газеты "Вельт ам Зонтаг", вращается в среде аристократов и преуспевающих снобов. С недавних пор Крахт знаком и русскому читателю.

О снобистских рассуждениях мелкого буржуа

"Фазерланд" сочетает реальные случаи из жизни самого Кристиана Крахта с вымыслом и представляет собой тотальный монолог, от которого читателю некуда деться. Повествование от первого лица, похожее то на дневниковые заметки, то на покаяние, то на язвительный "наезд" можно считать вообще главным отличительным признаком молодой немецкой "поп-литературы".

Крахт, кстати, на приставку "поп" реагирует аллергически. Примечательно, что российское издательство оставило название без перевода. "Фазерланд" - довольно труднопереводимое "слово-бумажник". Помните, стихотворение про Бармаглота, так озадачившее Алису в "Зазеркалье" непонятными "хливкими шорьками" и "мюмзиками пырявшимися по наве". Но, как объяснил тонкий филолог Шалтай-Болтай, – это слова-бумажники, "раскроешь, а там два отделения!". "Шорьки", как выяснилось, – "помесь хорька, ящерицы и штопора", а "нава" – трава, простирающаяся немножко направо, немножко налево и немножко назад. Раскрывая "слово-бумажник" "Фазерланд", обнаруживаешь отсылку к немецкому слову "фатерлянд", то есть "отечество", к жаргонному слову "фазерн", то есть "болтать попусту", а, кроме того "фазер" – это нечто волокнистое и мочалистое.

Праздношатающийся герой романа, имени которого мы так и не узнаём, путешествует по "отечеству-фазерланду" с фешенебельного курортного острова Сильт на юг через Гамбург, Франкфурт, Гейдельберг, Меерсбург и, наконец, достигает Швейцарии. По дороге, в отелях, барах, на вечеринках, в самолёте и в такси, анонимный декадент, искушённый во всех прелестях и нюансах современного общества потребления, спотыкается о вездесущую пошлость и идиотизм. По этому рельефу он и судит о родной стране и людях её населяющих, сравнивая своё путешествие с кругами ада в "Божественной комедии" Данте. Заносчиво и цинично герой поносит всех и вся, причём без тени типичной для немцев политкорректности.

Что ищет герой "Фазерланда" - не вполне ясно, наверное, того же, что и все – возможности быть понятым, человеческого тепла, защищённости, дружбы. Разумеется, что ничего не находит, и в финале меланхолично плавает по Цюрихскому озеру. По поводу литературного творчества Крахта и иже с ним критик и социолог Густав Зайбт написал следующее:

"Эстетство поп-литераторов является продуктом воспитательного романа, который они изображают как процесс различения того, что хорошо, от того, что ещё лучше (утонченного выбора), как борьбу за исключительный стиль в море хаоса модных веяний и продуктов. Этот стиль поддаётся фиксации лишь на какой-то момент, поскольку должен отличаться от вкуса толпы. Но всё это указывает на типичного представителя немецкого среднего класса, все эти рассуждения глубоко мелкобуржуазны".

О справедливом распределении месива из личинок в 1979 году

Новая книга Кристиана Крахта "1979" побудила Зайбта назвать автора "эстетическим фундаменталистом". В позиции и в тоне повествования автора "Фазерланда" почти ничего не изменилось. Его герой-денди, увлечённый собой, фирменными нарядами и продуктами, на этот раз дизайнер по профессии, отправляется в путешествие. Однако, повествовательный эксперимент Крахта состоится далеко от родного и нелюбимого "Фазерланда". Героя и лучшего друга героя Кристофера нелёгкая заносит в Иран, накануне тамошней исламской революции. В то время как оба пируют на, возможно, последней тусовке персидской знати, потребляя в больших количествах кокаин и алкоголь, на улицах Тегерана уже громыхают танки. Но героя больше интересуют интерьер виллы и шезлонги в стиле ампир, обитые полосатым шёлком ежевичного цвета.

На фоне разгорающегося восстания исламистов против шаха Резы Пехлеви и его прозападного режима, такая манера восприятия действительности выглядит очень гротескно.

Вскоре приятель - Кристофер – умирает от передозировки наркотиков в грязной больнице для простолюдинов, а лирический герой кое-как уносит ноги, спасаясь от бородатых революционеров. Дальше начинается чистая фантасмагория: герой знакомится со странным, сатанинского вида персонажем по имени Маврокордато. После прощального ужина тот направляет его в Тибет, в паломничество к горе, образующей центр мира. В Тибете на долю путешественника выпадают страшные испытания: рубашки от Пьера Кардена и туфли от Берлути рвутся, приходится нарядиться в войлок, а вместо дорогой косметики пользоваться козьим жиром. Просветлённый герой общается с отшельниками и купается в ледяной воде горного озера. Как раз в этот момент его арестовывают китайские солдаты.

Следующая ступень – исправительный лагерь: допросы, голод, дизентерия. Герой сухо отмечает, что "похудел именно до такой степени, как ему хотелось", а единственное, чем он по-настоящему недоволен в лагере, – это еда, от которой его постоянно пучит. Недостаток белка находчивые обитатели лагерного барака покрывают за счёт питательных личинок, которых разводят в собственных экскрементах, растирают в кашицу и тайком добавляют в баланду.

Таким образом, повествование в романе "1979" протекает по методу редукции. В начале - фешенебельные дворцы персидских вельмож, шампанское и кокаин, индивидуализм и эстетство. В середине – духовное просветление. В конце – "самокритика", лагерные спектакли из жизни "великого кормчего" и дискуссии о справедливом распределении месива из личинок. Очень странная книга.

Как заметил критик Густав Зайбт на страницах газеты "Зюддойче Цайтунг":

"Цепь испытаний заканчивается победой индивидуума и его аристократически возвышенного мировосприятия даже в реальном аду китайского лагеря. Но отличить эту победу от поражения практически невозможно".