«Кто виноват?» и «Что делать?» - Германия пытается понять, что случилось в Эрфурте

В начале – небольшое объявление: сегодня в Касселе состоялось представление программы очередной «Документы». Супер-выставка достижений всемирного художественного хозяйства откроется 8 июня. Интересующихся приглашаю посетить нашу Интернет-страницу, в радиоэфире рассказ о том, что ожидает гостей очередной «Документы» прозвучит в субботу, в «Новостях культуры».

«Пять часов, которые потрясли Германию»: пять часов Эрфуртской трагедии. В одиннадцать часов утра в прошедшую пятницу девятнадцатилетний Роберт Штайнхойзер, в маске и с оружием в руках, вошёл в старинные резные двери гимназии имени великого просветителя Иоганнеса Гуттенберга – одной из лучших школ Эрфурта да и всей восточногерманской федеральной земли Тюрингия, чтобы произвести методичный отстрел тринадцати своих бывших преподавателей. Погибли также две попавшиеся «случайно» (беру это слово в кавычки) школьницы и полицейский, первым вошедший в школу.

Из этой гимназии Роберта отчислили год назад за неуспеваемость, и в этом году – повторно не допустили к выпускным экзаменам за подделку медицинской справки. В течение года Роберт действительно готовился не к пересдаче, а к ужасному: он занимался сразу в двух стрелковых клубах, скупал оружие, слушал довольно жёсткую музыку – отдавая предпочтение американским хэви-металл-командам, заигрывающим с национал-социалистической эстетикой, брал в видеотеках фильмы не самого мирного содержания. За эти и другие подробности, постепенно всплывающие на поражённый ужасным событием свет Божий, немецкая общественность хватается, как утопающий – за пресловутую соломинку, чтобы хоть как-то объяснить необъяснимое. Немецкий социолог Вольфганг Зовски относится сегодня к числу пользующихся наибольшим спросом собеседников. Он – автор книги «Времена страха: амок, терроризм, война». Уместно ли в отношении запланированного массового убийства само понятие «амок» - термин, который психологический словарь определяет как спонтанно возникающее паническое состояние, при котором человек неконтролируемо двигается в одном направлении, круша всё на своём пути?

- Да, амок часто начинается с уничтожения конкретных объектов ненависти: будь то члены семьи, соперники или другие обидчики. Роберт шёл по коридорам, по классам, отстреливая учителей. После этого амок может перейти в неконтролируемую стадию. Кстати, на малайском языке, из которого происходит это слово, оно имеет религиозную подоплёку и означает «неистово нападать». При это человек как бы преодолевает, так сказать, своё «я», перерождается, отказывается от своего имени, поэтому непременный атрибут религиозного «амока» - это маска. И Роберт пришёл в школу именно маске. И когда один из учителей сорвал с него маску и обратился к нему по имени, он как бы утратил силу, впал в оцепенение, и учитель смог втолкнуть его в класс и запереть там, предотвратив, скорее всего, ещё большее кровопролитие...

Словом, для того чтобы навести мосты между трагедией и её причинами, нащупать природу случившегося, понадобится ещё немало времени. До конца понять случившееся мы, наверное, не сможем никогда...

«Денди, бонвиван, коллекционер» - умер барон Ханс Хайнрих фон Тиссен-Борнемисса

«Я же не могу взять картины с собой на небо – куда я надеюсь сам в скором времени попасть. Так что, как ни печально будет для меня это расставание, но моя коллекция останется здесь.»

...Эти слова барон Ханс Хайнрих Тиссен-Борнемисса сказал около трёх месяцев назад в одном из своих последних интервью. В субботу утром барон Тиссен умер в возрасте 81 года в своём доме под Барселоной. Сказать, что вместе с ним ушла эпоха – значит ничего не сказать. Барон Ханс Хайнрих Тиссен-Борнемисса был последним из великих меценатов Европы, коронованным королём всех коллекционеров. Его собрание картин считается крупнейшей и значительнейшей в мире частной коллекцией – по значению она уступает лишь коллекции английской королевы, которую, однако, частной можно назвать лишь условно. История семьи Тиссен – это живая биография европейского меценатства и коллекционерства. Ещё основатель династии Август Тиссен дед барона Ханса Хайнриха, выходец из простой и небогатой семьи из местности Рейнланд, создатель стальной империи, в конце 19-ого века заказывал скульптуры у Огюста Родена, а в начале 20-ого - покупал рисунки Дюрера и Рембрандта. Семейную традицию продолжили его сыновья Фриц и Хайнрих, воспользовавшиеся биржевым крахом 20-ых и экономических кризис начала 30-ых годов для того, чтобы по относительно дешёвым по понятиям того времени (и смехотворным с точки зрения сегодняшнего художественного рынка) ценам скупить несколько сотен работ старых мастеров – прежде всего, малых голландцев, ранне - и позднесредневековых мастеров немецких школ, художников Возрождения. Впрочем, барону Хансу Генриху Тиссен-Борнемисса досталось в силу ряда исторических причин лишь несколько десятков картин из тех, что собрали дед и отец. Они стали фундаментом его собиравшейся в течение более чем 50 лет коллекции, насчитывающей сегодня 1600 полотен. В целом Ханс Хайнрих остался верен импульсам предшественников: и он собирал прежде всего старых мастеров, расширив и обогатив, однако, свою коллекцию импрессионистами и классическим модерном – картинами Моне, ван Гога, Пикассо, Кандинского. К более современному искусству Борнемисса относился с доброжелательным скепсисом, кокетливо ссылаясь на свою «ограниченность». «Я предпочитаю собирать то искусство, которое понимаю и в котором разбираюсь», - говорил он.
Вот лишь несколько фактов, говорящих о значении коллекции: во всём мире лишь один единственный из портретов Рембрандта находится в частном владении. В коллекции Тиссена-Борнемиссы. Лишь одна картина Дюрера находится в частных руках, лишь считанные из значительных работ Гольбейна, ван Дейка, Франца Хальса – они в собрании барона.
Свою коллекционерскую страсть Тиссен-Борнемисса комментировал со свойственной ему смесью великосветского высокомерия и ненаигранной скромности.

«Эту коллекцию собирал не я один. Это коллекция моего отца, которую для меня была скорее хобби, чем профессиональным занятием. И, конечно, это дорогая забава – можно было, наверное, на эти деньги сделать и что-то более полезное, пожертвовать их, например, на благотворительные цели, на строительство больниц...»

Снова и снова барону Хансу Хайнриху приходилось давать отчёт о том, какую роль сыграла его семья во времена национал социализма. Брат его отца, Фриц Тиссен, был одни из тех, кто привёл Гитлера к власти. Однако его брат Генрих был последовательным противником национал-социализма, в конце тридцатых он уехал из Германии в Голландию, а затем в Швейцарию. Ханс Хайнрих Тиссен-Борнемисса, сын Хайнриха Тиссена и венгерской баронессы Маргит Борнемиссы, возглавил после войны семейный концерн. Он слыл жёстким и непреклонным дельцов. К 60-ым годам концерт «Тиссен» включал в себя более 70 фирм по обе стороны Атлантики. «Голубоглазый барон», как прозвала барона Тиссена бульварная пресса, был одним из самых знаменитых плей-боев Европы. В свободное от управления концерном и погони за редкими картинами время он на своём личном самолёте совершал стремительные перелёты между Биаррицем, Сан-Морицем, Ниццей и Монако, появляясь порою на трёх великосветских вечеринках за один вечер. «К женщинам и к картинам у меня одинаковое отношение, - говорил он следовавшим за ним по пятам репортёрам, - если мне что-то нравится, я непременно должен это заполучить». Барон Тиссен пять раз был женат, имел такое же количество детей – четверо из них родные, пятый – приёмный, Боря, сын его последней жены Кармен «Титы» Серверы, бывшей испанской королевы красоты и вдовы знаменитого Тарзана – Лекса Баркера. Именно Тита и Боря в последние годы в основном и занимались коллекцией, правда, как поговаривают не особенно успешно. Закат жизни барона были омрачён судебным процессом, который он вёл против своего старшего сына Хайнриха, которого обвинял в финансовой нечистоплотности, а также спорами за наследство между детьми. Однако о судьбе своего собрания, как истинный коллекционер, Тиссен-Борнемисса позаботился заранее: в 92-ом году он продал её испанскому государству за 330 миллионов долларов – тогда эта сумма составляла около трети реальной стоимости собрания, сегодня – всего около одной пятой. Музей Тиссена-Борнемиссы находится в самом центре его любимого города – Мадрида – прямо напротив знаменитого музея «Прада».
«И всё-таки картины лучше женщин, - сказал престарелый барон при последнем посещении своего музея. – Их вешаешь на стену – и они молчат».

Вечер Пастернака в Кёльне

И к последней теме. Роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго» считается самым читаемым и известным на Западе русским романом 20-ого века. Но что на самом деле знают немцы о Пастернаке? В пятницу в стенах Кёльнского университета прошёл литературный вечер памяти Пастернака, на который приехал и сын писателя Евгений Борисович Пастернак. Наша корреспондентка Екатерина Гармаш побывала на вечере:

Я ускоряю шаг и приближаюсь к главному зданию кёльнского университета. Как всегда опаздываю. Крадучись вхожу в «Аула 1» - центральную аудиторию. На сцене пианистка и скрипачка, молодые девушки в нарядных платьях с открытыми плечами, играют музыку Шопена. Аплодисменты. Девушки получают цветы, на сцену неуверенно выходит очень пожилой человек, читает стихи. Стихи Пастернака на русском языке. Нет, я второпях не перепутала аудиторию, что в моей студенческой жизни происходит не редко. Я нахожусь на вечере Пастернака. О чём безошибочно свидетельствует его портрет, стоящий на сцене рядом с огромным букетом цветов. Мужчина, стоящий на сцене - сын великого поэта и писателя - Евгений Пастернак. Он рассказывает о своём отце, о его творчестве, при этом его тихий неуверенный голос то и дело прерывается бурными аплодисментами. Евгений Борисович - наверняка самый знаменитый, но далеко не единственный участник вечера. Кроме него на вечер, посвящённый памяти его отца, приглашены профессора и литературоведы, рассказывающие о жизни и творчестве великого русского писателя, писатели и артисты, читающие его стихи, музыканты играющие произведения самого Пастернака и композиторов, которые его вдохновили.

Рассказывает одна из участников вечера, профессор Грета Ионкис:

«Вечер сегодняшний посвящен памяти Пастернака, связан он с тем, что общество «Доктор Живаго» пригласило сюда сына Пастернака Евгения Борисовича с его женой, оба посвятили свою жизнь памяти поэта, его творчеству, и их присутствие здесь подвигнуло общество на мысль о вечере таком».

Огромный зал заполнен почти до отказа, но лишь в задних рядах притаились, изредка перешёптываясь десяток- другой молодых людей. На измалёванных студенческими рисунками и четверостишиями скамьях сидят в основном пожилые люди в костюмах и вечерних платьях. Мужчина на сцене объявляет следующий номер, стоящая рядом с ним переводчица повторяет его слова на безукоризненном немецком. «Тихо, сейчас тётенька будет играть на пианино!», - нетерпеливо шепчет молодая русская дама рядом со мной своей трёхлетней дочери. Русская речь слышится со всех сторон и на антракте.

Многие участники этого вечера, в частности профессор Кайль, по признанию самого Пастернака, самый лучший его переводчик на немецкий, подчёркивали близость русской и немецкой культуры и особенную роль, которую играл Пастернак в культурном сближении этих народов, ведь именно он перевёл «Фауста» на русский язык. Несмотря на это в зале присутствовали почти исключительно представители русской эмиграции желающие соприкоснуться с потерянной ими родной культурой.

«Почему вы пришли на этот вечер и какую роль играет Пастернак в вашей жизни?» - этот вопрос я задала некоторым из немногочисленных немецких гостей вечера:

«Я, к сожалению, не читала произведений Пастернака, но я думаю, что в общем русская литературу не находит такого общественного признания, которого она заслуживает, а жаль: я считаю, что между немецкой и русской культурами существует намного больше общего, чем, например, между немецкой и американской культурой. Но, к сожалению, моё мнение разделяют лишь немногие».

Может быть то, что на вечере присутствовало мало немцев, а в частности представителей немецкой молодёжи было обусловлено тем, что вечер этот широко не афишировался в региональных средствах массовой информации. Может быть в этом виновато немецкое школьное образование. Ведь подавляющему большинству молодых немцев имя Пастернака просто не знакомо, а если и знакомо, то только в связи с голливудским фильмом «Доктор Живаго», который с книгой Пастернака имеет мало общего. Может быть, молодое поколение просто разучилось читать, но об этом ни думать, ни говорить не хочется...

На сцене ведущий программы говорил об упадке культуры и вместе с ней о снятии нравственных ограничений в современном обществе. В конце мероприятия была произнесена известная фраза немецкого писателя Бертольда Брехта, которая отражает всю суть творчества Пастернака «Все виды искусств служат величайшему из искусств - искусству жить». Ну, слава Богу, это-то молодёжь умеет...

Потом были благодарности, море цветов. Евгению Пастернаку вручили фотографию всех участников вечера в золотой рамке с пожеланиями всего самого наилучшего и надеждой: «...может быть Вы ещё приедете!» и всё было хорошо и как-то как раньше, там, на далёкой родине. Усталые и довольные гости пошли по домам, где их ждёт не телевизор, а книги, которые захотелось снова прочитать, а для участников вечера состоялся небольшой фуршет, где мне удалось поговорить с виновником торжества. Евгений Борисович был очень усталый, так как по его словам очень волновался перед выступлением. Мы с ним поговорили о творчестве его самого и его отца и о литературной безграмотности.

Как объяснить немецкой, да и не только, молодёжи, почему надо читать Пастернака? Вот ответ сына писателя, Евгения Борисовича Пастернака:

«В России читают Пастернака очень широко, но дело ещё и том, что он введён в школьную программу, что не всегда хорошо, но всё-таки массовому чтению помогает. Он издаётся и так должно идти во всём мире. Просто у каждого поэта своя история и Пастернак вплоть до девяностого года был в России запрещённый писатель. С тех пор он стал очень популярен, и эта популярность откликается во всех странах. Я надеюсь, что это поможет и в Германии».