Несколько дней назад я брал интервью у генерального секретаря НАТО Йенса Столтенберга. Разумеется, главной темой стал российско-украинский конфликт. Я поразился тому, как решительно и негативно мой собеседник оценивает политику Москвы. Генсек - не руководитель альянса, а своего рода координатор, призванный помогать союзным странам находить общий язык, а потом публично представлять и защищать эту общую позицию перед политиками, экспертами, журналистами. В этом смысле однозначность оценок Столтенберга должна, по идее, тревожить Москву. В конце концов, несмотря на все проблемы, НАТО - самый успешный и мощный военный союз в истории.
Игра в партнерство
На самом деле, не думаю, что в Кремле сильно переживают по поводу очередного охлаждения отношений с альянсом. Они и в лучшие времена были напряженными. А сегодня - вообще на нуле. Формально - потому что Брюссель заморозил все контакты с Москвой. Но едва ли кто-то в российском руководстве жаждет их восстановления. А теперь "крепость Россия" и подавно не нуждается в друзьях и партнерах на Западе.
Впрочем, начиная с 1997 года, когда Россия и альянс подписали в Париже Основополагающий акт, подходы Москвы и Брюсселя к его реализации принципиально отличались. Они скорее играли в партнерство, чем были партнерами. В НАТО надеялись, что рано или поздно в Кремле поймут: "холодная война" позади и американские (а c 1999 года и польские) танки никогда не покатятся по улицам Смоленска или Пскова.
Все эти совместные учения по спасению терпящих бедствие кораблей, борьбе с терроризмом и пиратством, обмены делегациями и лекторами, были, с точки зрения альянса, своего рода психотерапией, призванной убедить Россию успокоиться, адаптироваться к новым реалиям и постепенно, через двадцать-тридцать лет стать "такой как мы" - пусть и не членом НАТО, но хотя бы надежным партнером.
Для значительной части российского военно-политического истеблишмента главной целью установления отношений с альянсом было "переигрывание" части результатов "холодной войны". Борьба с присоединением к НАТО бывших советских республик превратилась в одну из основных внешнеполитических задач Москвы.
Бухарестский "карт-бланш" Путину
Самым радостным для нее в этом смысле стал саммит НАТО в Бухаресте весной 2008 года. Активное сопротивление федерального канцлера Германии Ангелы Меркель привело к тому, что Украина и Грузия так и не получили План действий по членству. Взамен им предложили декларацию о том, что их страны в будущем обязательно станут членами НАТО.
Владимир Путин воспринял решения бухарестского саммита как фактическое признание исключительного права Москвы контролировать постсоветское пространство. После августовской войны 2008 года с Грузией это убеждение в Кремле, судя по всему, окрепло. Ведь прервав тогда отношения с Москвой, натовские союзники возобновили их уже в 2009 году. Решение Кремля аннексировать Крым и вмешательство на востоке Украины - во многом следствие восприятия НАТО, как организации, не желающей вступать в политический конфликт с Россией из-за ее соседей.
Пожалуй, лишь один раз НАТО и Россия оказались связаны настоящим взаимовыгодным сотрудничеством. Транзит грузов и военнослужащих альянса из Афганистана в Европу через территорию России был, несомненно, классическим случаем успешного взаимодействия на основе четко выраженных общих интересов в борьбе с исламистами. Правда, Москва получала от НАТО плату за этот транзит, но это в данном случае вторично по отношению к общей стратегической цели.
В нынешнем политическом климате решение о начале такого сотрудничества было бы невозможно принять. В НАТО говорят об окончательной утрате доверия к словам и действиям Москвы. Другое дело, что никто пока не знает, как долгосрочно реагировать на новую ситуацию.
Скоро ли Грузия станет членом НАТО?
Стратегически НАТО предстоит ответить на вопрос: как строить отношения с Россией и строить ли их вообще? Но для этого нужно ответить на другой, значительно более сложный вопрос: что делать с Грузией и Украиной? На Украине сейчас идет война, а потом потребуются годы политических и военных реформ. Это позволяет на какое-то время отложить дискуссию о формате будущих отношений Киева и альянса.
Но Грузия, где военная реформа прошла успешно, а подавляющее число населения, как регулярно показывают опросы, жаждет быть в НАТО, продолжает просить о Плане действий по членству. Причем в Тбилиси знают: расхожее представление о том, что в НАТО невозможно вступить, имея неурегулированный территориальный конфликт, не совсем верно. В конечном счете, решение о членстве той или иной страны - сугубо политическое.
В случае с Грузией дать его - значит вступить в прямую политическую конфронтацию с Россией с вытекающими из этого непредсказуемыми последствиями. Отказать - значит признать эксклюзивные права Москвы на постсоветское пространство, что, с точки зрения большинства стран-членов, невозможно.
Многое может измениться в 2017 году, после избрания нового американского президента. Америка, конечно, не командует всем в НАТО, как это делал СССР в Организации Варшавского договора. Однако американцы способны серьезно повлиять на повестку дня альянса. Кроме того, теперь у сторонников вступления Грузии и Украины в НАТО появилась масса дополнительных аргументов.
Думаю, что в случае, если политика Москвы не претерпит серьезных изменений (а это в ближайшее время маловероятно), тема членства Грузии будет становиться все более заметной на саммитах альянса, начиная с ближайшего, который пройдет осенью этого года в Варшаве. Более того, уверен, что в ближайшие пять лет Тбилиси получит План действий по членству. И это станет самым драматическим и рискованным моментом в отношениях России и НАТО.
Константин Эггерт, российский журналист, обозреватель радиостанции "Коммерсант FM"