27.11.2001 Пан-европейское движение: документы
- Я всегда счастлив, когда выступаю перед молодым поколением, потому что для меня сама мысль о Пан-Европе была мыслью о том, что открывается новая страница в истории нашего континента. А новую страницу может открыть только молодое поколение. Именно это поколение построит новую Европу, которую старшее поколение, к сожалению, разрушило.
В архивах «Немецкой волны» сохранилась запись интервью, которое Рихард Куденхове-Калерги дал в 1955 году в Гамбурге. Конечно, в словах шестидесятилетнего графа слышится та же прекраснодушная риторика, что в речах его современников по другую сторону «железного занавеса». Но политическое содержание едва ли не каждой фразы тогдашней речи Куденхове сегодня нуждается в комментарии.
Шел 1955 год, и к власти в Великобритании, для которой, как для самой обширной в истории колониальной империи, в панъевропейской идее 1920-х годов места, как мы помним, не было, пришло правительство консерваторов во главе с Уинстоном Черчиллем. Тем самым Черчиллем, что двадцать лет назад, в начале 20-х годов, заявил:
«Британия – не Европа. Она связана с Европой, но не принадлежит ей».
Послевоенный мир разделился на два лагеря, и логика «холодной войны» по-новому определила контуры панъевропейской идеи. Те самые контуры, которые во многом определяют отношение к России и через десять лет после исчезновения с политической карты мира СССР.
Р. Куденхове-Калерги:
«Решающими для судьбы панъевропейской идеи являются последствия Второй мировой войны. С одной стороны, мы имеем дело с давлением Соединенных Штатов, которые хотят объединения континента. С другой стороны, это давление со стороны России, которое вынуждает нас к единой Европе. И не случайно, что эту мысль высказал величайший государственный деятель нашего времени, Уинстон Черчилль. Поэтому так важно, что именно этот человек снова стоит сегодня во главе Британской империи. Он, конечно, всё сделает для того, чтобы ускорить процесс объединения Европы».
Напомню, эти слова основателя движения «Пан-Европа» впервые прозвучали в интервью немецкому радио в 1955 году. За почти четверть века, прошедшую с выхода в свет в 1931 году книги Куденхове-Калерги «Сталин и компания», антисоветский настрой его изменился довольно мало. Тогда, анализируя возможности политического взаимодействия России и Европы, Куденхове отказывал России в каком бы то ни было месте на политической карте «нового» континента. Более того, он призывал к сплочению против советской угрозы.
«Большевизм хочет победить Европу, и единственное, что еще сдерживает Россию, - это экономическая и военная отсталость».
Эти слова Куденхове сыграли роль могильщика панъевропейской идеи в левых кругах. В двадцатых годах сторонниками движения, которые даже участвовали в работе его оргкомитетов, были Герберт Уэллс и Бернард Шоу, Томас Манн и Зигмунд Фрейд. После публикации книги «Сталин и компания», разоблачающей методы и цели экономической и политической революции Сталина, даже антисоветски настроенные сторонники Пан-Европы обвинили своего духовного лидера в разжигании ненужного конфликта с Советами.
Но вернемся к речи Куденхове-Калерги, с которой мы начали сегодняшнюю передачу. На вопрос о том, что нового содержит в себе идея Пан-Европы с будущей парламентской столицей в Страсбурге, Рихард Куденхове-Калерги ответил так:
«Я думаю, что, прежде всего речь идёт о континентальном европейском союзе, тесно взаимодействующем с Британской империей и с США в рамках атлантического союза. Так сформулировано это в декларации британского правительства два месяца назад, и я не думаю, что консервативное правительство изменит свою точку зрения на этот предмет. Желание Великобритании участвовать в континентальном союзе государств можно истолковать как мандат, даваемый правительству Франции приступить в Страсбурге к началу строительства этого европейского единства. И я думаю, что следующая встреча в Страсбурге будет еще одним серьезным шагом в сторону этой новой федерации, которая начнется с формирования первых, изначальных кантонов Европы – Германии, Франции, Италии и стран Бенилюкса».
Сегодняшнему уху странными покажутся слова о мандате, даваемом Великобританией правительству Франции. Между тем, хотя и Франция относила себя к победителям нацизма, в словах Куденхове чувствуется важный для того времени обертон: державами-победительницами являются для него США и Великобритания. Именно эти два столпа западной демократии должны были дать добро на федерализацию «младших» стран Европы – всё ещё не оправившихся от войны стран, на территории которых несколько лет бушевала война и заправляли национал-социалисты и фашисты.
Итак, Великобритания середины 50-х годов к Пан-Европе приблизилась, а Советский Союз (Куденхове, правда, неизменно говорил о России в старом имперском смысле этого исторического понятия), Советский Союз от Европы тогда отдалился. Разумеется, дальнейшие политические шаги Москвы – от подавления Венгерского восстания в 1956 до оккупации Чехословакии в 1968, вообще утверждение так называемой доктрины Брежнева, предусматривавшей ограниченный суверенитет стран Восточной Европы, только закрепляли идеологическую схему Куденхове-Калерги. Пожалуй, эта схема используется в мировой политической архитектуре до сих пор.
Оставим, однако, политическую составляющую панъевропейской идеи и обратимся к тому аспекту творчества этого человека, который волнует очень многих жителей континента куда больше, чем участие или неучастие в их политическом союзе новых стран. Наша собеседница снова – доктор Анита Цигерхофер-Преттенталер, преподавательница университета в австрийском городе Грац, первая из европейских исследователей получившая доступ к московскому архиву графа Рихарда Куденхове-Калерги. Этот архив попал в Москву в 1945 году в качестве военного трофея.
Анита Цигерхофер-Преттенталер:
- Для Рихарда Куденхове-Калерги вопрос о языках был одним из важнейших для самосознания Европы. Он исходил из того, что нужно, во что бы то ни стало сохранить языковую пестроту континента. Он сопротивлялся всякой унификации, которую называл «американизмом». Это касается и населяющих Европу народов. Если дело дойдет до объединения, полагал он, каждая общность должна сохранить культурное своеобразие, но законодательство и экономика должны быть едины. Что касается конкретного преломления идеи Пан-Европы, то образцом для Куденхове была Швейцария с её тремя главными языками.
Еще в 30-е годы он полагал, что такая триязычная система – итало-немецко-французская – могла бы стать работоспособной моделью для панъевропейского союза. Конечно, он признавал важность английского языка, но всячески ему сопротивлялся и надеялся на успех языка эсперанто в качестве международного языка административной коммуникации. Но, в конце концов, он в поисках общего административного языка пришел к английскому.
- Стало быть, отказывая в приеме в «Пан-Европу» Великобритании, Куденхове-Калерги без труда принимал английский язык в качестве административного – чужого всем, и всем своего.
- И здесь очень интересно, что образцом ему казалась Индия. А корни индийских пристрастий Куденхове-Калерги в детском его опыте. Гостем его семьи был известный мыслитель и идеолог панисламизма Сухаворти. Этот человек оказал на маленького Рихарда огромное влияние. Сухаворти, когда Индия была еще протекторатом Англии, ратовал за сохранение английского языка как административного языка – именно потому, что это был язык для всех населяющих Индию народов – чужой.
Наверное, стоит сказать, что сам Куденхове был человеком двуязычным, точнее даже многоязычным. Кроме немецкого, он знал и английский, и французский. Правда, надо сказать, разговорным языком он владел прекрасно, а вот письменным – гораздо хуже. Читая его рукописи, видишь, что его французский – это кошмар какой-то. По-чешски и по-словацки он не говорил. Тут дело еще и в том, что имение в Чехии получил его старший брат, который и занимался этими языками. А Куденхове должен был получить в наследство венгерское имение, поэтому учил венгерский язык. Но Первая мировая война расстроила все планы и вековые феодальные традиции.
- А как он говорил, например, с Томасом Масариком?
- Я думаю, что с Масариком он говорил по-французски. А с другими корреспондентами-панъевропейцами, которые были у него во множестве в Чехословакии, он общался, прежде всего, по-немецки.
- И это, казалось бы, второстепенное языковое обстоятельство - подумаешь, кто с кем на каком языке говорил! - указывает и на слабость панъевропейского движения в предвоенной Европе, и в том числе в распавшейся Австро-Венгерской монархии, во всей, так сказать, «подведомственной» Куденхове-Калерги Центральной Европе.
- Да-да, совершенно верно. Тут необходимо сказать, что причины выживания панъевропейского движения – те же, что и причины его хирения в межвоенные годы. Это движение умерло и не смогло пробиться к широким общественным слоям, оно было абсолютно элитарным. Все эти политики, так называемая интеллигенция, писатели и так далее, были в Австро-Венгрии многоязычны, но немецкий язык объединял их больше всего. Единственное исключение среди собеседников и корреспондентов Куденхове в Восточной Европе составлял Томас Масарик.
- Ну, а как было у него с японским языком? Куденхове ведь родился в Японии.
- Его отец не хотел, чтобы Рихард говорил с матерью по-японски. Поэтому с отцом он говорил по-немецки, а с матерью – по-английски.
- Госпожа Цигерхофер. Вы обмолвились о старшем брате Куденхове. Как сложилась его судьба?
- Старший брат его работал в японском консульстве в Праге, и он как раз японский язык выучил, правда, с огромным трудом, но выучил. А больше никто в семье по-японски не говорил, и это усугубляло одиночество матери Куденхове. Она вышла замуж совсем молодой, родила семерых детей, но не имела никакой возможности говорить на своём языке, ей было доступно только чтение книг, в имении в Чехии она должна была говорить с детьми по-английски, а немецкий так и не освоила.
- Как вы понимаете, все эти мои вопросы связаны с тем, что концепция Куденхове-Калерги – «сохраним в Европе пестроту, но рабочим языком сделаем один общий» – принципиально отлична от той, что действует в современной Европе...
- Ну, конечно, французы ведь в современной Европе никогда не откажутся от своего языка в качестве административного, например. Достаточно посмотреть, на каких языках говорят во время коллоквиумов. Французы в редчайших, поистине исключительных случаях перейдут на английский, и это будет эксцесс. Но, тем не менее, практический вопрос остается. В нашем институте только что защищена дипломная работа о языковой политике Евросоюза. Представьте себе, ведь значительная часть бюджета сообщества уходит на обслуживание переводов на все языки стран-членов Евросоюза.
- А сколько же сейчас всего официальных языков в Евросоюзе?
- Сейчас это целый лес языков. Одиннадцать. И аппарат, который обеспечивает службу перевода, растет просто как снежный ком, как остановить его разрастание, не понятно.
- Что же, опять карательно-ограничительные методы, хитроумное давление на европейские страны теперь уже из Брюсселя?
- Куденхове-то имел в виду идею равноправия всех культур и языков Евросоюза, при этом к политическому устройству отдельных стран внимание в панъевропейском проекте привлекалось минимальное. Для Куденхове было важно, чтобы соблюдались права человека и, в частности, усиление демократического контроля. Общим местом была идея контроля власть предержащих со стороны демократически настроенного общества.
- Да, как-то плохо это вяжется с попыткой связаться для проведения молодежного конгресса панъевропейцев с Муссолини. Особой разборчивостью Куденхове в своих контактах не отличался.
- Он, во всяком случае, мог бы показать, что конституции отдельных стран, внутренняя жизнь каждого европейского государства в отдельности слишком большого значения не имеет. Потому что Пан-Европа была для него, так сказать, чисто внешнеполитическим концептом. Конечно, за идеей равноправия языков и культур непосредственно следовала проблематика прав меньшинств и только потом – проблема соблюдения прав человека в современном смысле. Но до этого у Куденхове дело не дошло.
- А как сложилась жизнь Куденхове-Калерги после войны? И почему под фанфарами европейского единства это имя звучит так редко?
- Он покончил жизнь самоубийством. После того, как у него иссякли средства. После войны панъевропейскую идею и лично Куденхове-Калерги финансировал Шарль де Голль. И после его смерти у него не оставалось никаких шансов продолжить начатое дело с прежним размахом, пусть и в узкой элитарной прослойке. Вообще же вопрос о финансировании панъевропейского движение остается очень интересной исторической темой. Одним из главных источников сведений о жизни Куденхове в последние годы оказалась книга воспоминаний его секретарши, госпожи Деш, которая, конечно, никаких научных целей перед собой не ставила, но она сообщает о том, что Куденхове-Калерги покончил с собой.
- А в чём тут, по-вашему, интрига, госпожа Цигерхофер?
- Сам Куденхове сделал всё для того, чтобы никто не узнал о самоубийстве. Ни в одной научной биографии инициатора панъевропейского движения, а я их все, конечно, изучила, о самоубийстве Куденхове-Калерги ни слова не сказано. Он хотел умереть в Австрии. Но вот добровольность своего ухода из жизни скрыл, дабы не разочаровывать других в великом мифе, которому он служил.
Спасибо Аните Цигерхофер-Преттенталер за её рассказ об основателе панъевропейского движения графе Рихарде Куденхове-Калерги. Мифы не умирают, они то засыпают, то просыпаются. Людям так хотелось бы правильно растолковать эти мифы. Не забудем о Куденхове-Калерги и мы, когда с января 2002 года начнем расплачиваться в неотличимо похожих друг на друга супермаркетах старого света одинаковой монетой, которая, впрочем, на всех языках Европы называется по-разному. Итальянцы зовут её «эуро», немцы «ойро», французы «ёро», русские «евро», англичане «юро». Неужели только к этому сведётся культурная пестрота объединённого континента?