19.09.2001 "Столкновение цивилизаций?"

Беспримерная трагедия Америки, страшный и циничный теракт, жертвой которого пали тысячи людей, заставил нас сегодня обратиться к книге, о которой мы уже рассказывали четыре года назад, когда она только что вышла и сразу же стала бестселлером – не бесспорным, правда, бестселлером. Сейчас об этой книге снова заговорили все – и даже с каким-то почтительным ужасом из-за того, что многие предсказания ее автора оказались пророческими. Речь идет о «Столкновении Цивилизаций?» Сэмюэля Хантингтона (The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order / Samuel P. Huntington).

О противостоянии цивилизаций говорят сегодня многие европейские интеллектуалы. Лауреат Нобелевской премии по литературе, итальянский драматург Дарио Фо считает, что началась» мировая война цивилизаций», его коллега Клаудио Магри возвещает о наступлении «Новой эпохи мирового зла, воплощенного в исламском фундаментализме». Сэмюэль Хантингтон, известный американский политолог, профессор Гарвардского университета, директор института стратегических исследований, советник Госдепартамента США, был не столь категоричен.

Хантингтон вспоминает в своей книге, как в январе 1992 года он приехал в Москву, чтобы принять участие в представительной конференции политологов из разных стран мира. Они собирались поговорить о том, как пойдет развитие планеты после краха социалистической системы и развала Советского Союза. Многие находились под впечатлением оптимистических прогнозов американского философа Фрэнсиса Фукуямы. По мнению Фукуямы, банкротство коммунистической системы и ее исчезновение с политической карты мира означают конец истории в современном понимании – то есть конец противоборства, раскола, непримиримых идеологических противоречий и войн. Наступает «на земли мир и в человецех благоволение»: отныне жизнь всех людей на планете будут определять ценности западной демократии.

Перед открытием конференции, которая проходила в одном из правительственных зданий (кажется, в бывшем Доме политпросвещения), Хнтингтон, пришедший чуть раньше, обратил внимание на какое-то движение на сцене. То, что он увидел, поразило его своим символическим характером: рабочие уносили со сцены стоявший там десятки лет бюст Ленина и водружали на его месте щит с гербом российской империи – двуглавым орлом. «Нет, история противоборства не кончилась этой сменой декорации, - убежден Хантингтон, - меняется лишь подоплека антагонизма».

Автор книги «Столкновение Цивилизаций?» – типичный западный интеллектуал, считающий либеральные демократические ценности приоритетными. Но, тем не менее, он не страдает евроцентризмом, столь распространенным в среде его единомышленников. Хантингтон иронизирует над европейскими демократами:

«Это чистой воды высокомерие – верить в то, что западная цивилизация одержала полную и окончательную победу в планетарном масштабе, только на том основании, что она оказалась сильнее советского коммунизма. И наивно думать, что мусульмане, китайцы, индусы и другие неевропейцы выстроятся в очередь за ценностями западного либерализма как единственной альтернативе коммунизму».

К такому выводу Хантингтон пришел не только в библиотеках и архивах, где работал над своей книгой, обложившись историческими трудами и недавно рассекреченными документами. Он объездил весь мир, встречался с политиками и учеными, наблюдал и систематизировал увиденное. На основании всего этого он резюмирует:

«Фундаментальное разделение человечества проходит не по идеологическим, но по этнокультурным границам. И сейчас, они приобретают более отчетливые контуры, чем в эпоху противостояния двух идеологических систем».

Едва освободившись от опеки «старшего брата», Чехия, Польша и Венгрия вырвались из неестественного для них восточноевропейского конгломерата и вернулись в свою культурную среду – западноевропейскую. Народы бывшей Социалистической федеративной республики Югославии начали разбегаться по своим этнокультурным ареалам: сербы – в славянский православный мир, хорваты - в западноевропейский католический, боснийские мусульмане - в исламский.

Для наглядности своего тезиса об изменении характера антагонистических противоречий Хантингтон сопоставляет, точнее, противопоставляет, две гражданские войны: в Испании – в тридцатых годах 20 века, и в Боснии на пороге 21 века. В Испании линия фронта разделяла идеологических противников: фашисты из самых разных стран поддержали Франко, а антифашисты объединились вокруг республиканцев. В Боснии же каждый поддерживал «своих»: славяне помогали сербам, католическая Европа – хорватам, исламский мир (главным образом, ближневосточные страны) – боснийским мусульманам. «Братская помощь» состояла в поставках оружия ив финансовых вливаниях, и в моральном оправдании (так, например, Россия тогда фактически воспрепятствовала международному суду над боснийскими сербами Караджичем и Младичем).

Но обе эти гражданские войны, по мнению американского ученого, объединяет одна важная вещь – их историческая символичность. «Если гражданская война в Испании была прелюдией ко Второй мировой войне, - пишет Хантингтон, - то Босния может оказаться репетицией третьей».

Раньше люди воевали за что-то, то есть, надеясь получить какие-то выгоды (навязать другим свою религию и идеологию), экономические, территориальные... В начале 21 века, конфликты все чаще носят, если модно так выразиться, негативный характер: люди воюют против чего-то. Конкретно: потому, что возникает ненависть к чужому, чуждому с этнокультурной точки зрения. Все большее число людей оказывается не в состоянии выразить верность своей культурной среде, своей цивилизации иначе, чем через унижение и даже уничтожение «чужака», который становится врагом.

Профессор Хантингтон подсчитал, что три четверти вооруженных конфликтов, которые были на планете во второй половине 20 столетия, определялись борьбой за национальную самоидентификацию. Линии фронта пролегали чаше всего на границах между исламским и неисламским миром, а также внутри самого мусульманского этнокультурного ареала между различными направлениями ислама.

Американский ученый видит причины этого в своеобразии культурно-этнических ориентаций мусульман.

«Ислам – единственная религия, которая не видит в войнах греха, а пророк Магомет живет в представлениях верующих как воинственный борец за веру (ничего подобного нельзя сказать ни о Христе, ни о Будде). Идеалы ненасилия, всепрощения чужды исламу. Он не признает компромиссов, что самым принципиальным образом отличает его от европейской цивилизации. Противники ислама, с точки зрения фундаменталистов, - это слуги сатаны. Ортодоксальные мусульмане не отделяют веры от права, что находит отражение в существовании шариата».

Сегодняшнюю агрессивность ислама Хантингтон объясняет и демографическими причинами: высокий уровень рождаемости в исламских странах и миграция привели к тому, что возникают новые границы мусульманского и немусульманского этнокультурных ареалов.

Несмотря на все это, обвинять американского ученого в «глобальном» антиисламизме было бы несправедливо. В своей книге он много раз подчеркивает, что говорит не об исламе «вообще», а об его современном состоянии. И напоминает, что в средние века таким же источником войн было христианство, пытавшееся с помощью насилия завоевать мир.

К сожалению, Хантингтон не избежал соблазна моноказуальности: подчас он объясняет тот или иной конфликт исключительно этнокультурными противоречиями даже тогда, когда следовало бы сказать и о других причинах этого конфликта. Так, например, он утверждает, что война в Чечне привела к созданию своеобразного «исламского интернационала» – для защиты Чечни от русских. В эту концепцию никак не укладываются многочисленные факты поддержки чеченцев (хотя бы толь моральной) со стороны таких стран западно-христианского ареала, как Литва и Эстония, симпатии (во всяком случае, во время первой чеченской войны) многих представителей российских СМИ и так далее.

Однако тезис Хантингтона, что коммунистическая система надёжнее сдерживала националистические страсти, чем возникшие на ее руинах пост-коммунистические страны, безусловно, верен (Советский Союз и бывшая Югославия – самые яркие тому примеры). Ему явно по вкусу иронической объяснение относительно мирного сосуществования разных народов в атеистической Боснии – в то время, когда она была еще республикой в составе Федеральной республики Югославии: тогда мусульмане были теми боснийцами, которые не ходили в мечеть, сербы – теми боснийцами, которые не ходили в православные храмы, а хорваты – боснийцами, не ходившими в католические соборы.

По мнению автора книги «Столкновение цивилизаций?», пока у людей отнимали Бога, они мирно сосуществовали, а как только официальному атеизму пришел конец, все сразу стали воевать за своего, особенного Бога – против соседей, молящихся, естественно, лже-богам. В религиях Хантингтон видит ядро замкнутых этнокультурных сообществ, и к церкви явно не благоволит. Судя по его рассуждениям, различия между культурами (цивилизациями) не приводили бы к столь кровавым конфликтам, если бы не религиозные догматики. Вряд ли это может показаться достаточно убедительным тем, кто знаком с механизмом власти в странах «развитого социализма». Однако какую-то долю истины мысль о неспособности религиозных конфессий освободиться от националистического «душка» все же содержит.

Но вернемся к делам светским. В своей книге Хантингтон делит планету на восемь основных этнокультурных ареалов. Наряду с монокультурными он выделяет еще два типа. К одной из этих двух групп гарвардский профессор относит «расколотые» культурные этносы – в частности, Судан и Украину, к другой «раздробленные» – Турцию и Россию. Судан расколот на христианский север и мусульманский юг, Украина – на униатскую, тяготеющую к Европе Западную, и православную, русифицированную Восточную.

Что касается раздробленных этнокультурных ареалов, то они, как считает Хантингтон, возникают тогда, когда какой-либо сильный политический лидер считает вредной определенную культурную ориентацию своего народа и заставляет его совершить «большой скачок» в инородную цивилизацию. Так сделали Петр в России и Кемаль Ататюрк в Турции. Петру претила патриархальная культура, основой которой было православие, Ататюрку – исламский консерватизм, и они толкнули свои народы на путь вестернизации. Но до сего дня и в Турции, и в России противоборствуют два этнокультурных начала: традиционное и западное.

Ленин и большевики только усилили этот антагонизм, создав политико-экономическую систему, невозможную на Западе, - хотя идеологические постулаты этой системы были именно там и позаимствованы. Поэтому крах коммунистической идеологии еще не означает, как считает гарвардский профессор, необратимого поворота России к ценностям западной демократии: замена культа Ленина идеалами русского национализма и ностальгической тоской по имперским символам – тому свидетельство.

Профессор Хантингтон сомневается в том, что в обозримом будущем Россия полностью интегрируется в западный культурный ареал, так как она не переживала ни эпохи Возрождения ни Реформации. По мнению американского ученого, в России сути западной цивилизации не понимают ни ее противники, ни ее сторонники: первые считают, что это - пепси-кола, засилье рекламы и порнография, вторые думают, что главное – технический прогресс и высокий уровень жизни. «Запад, - подчеркивает автор книги «Столкновение цивилизаций?», - это, прежде всего демократические права, плюрализм и толерантность, это – индивидуализм, ставящий интересы личности выше любых надперсональных структур».

Повторим еще раз: Профессор Хантингтон вовсе не считает демократический Запад универсальным идеалом. Возможно, главная, прагматическая идея его книги – это призыв провести разграничительные линии между западной и другими цивилизациями и, говоря по-русски, жить самим и давать жить другим. Потому что, по убеждению американского ученого, «в битвах культур всегда проигрывает культура».