"Что делать?" о бойкоте, цинизме и провокации

DW: С вашим участием или неучастием в "Манифесте" - биеннале современного искусства в Санкт-Петербурге - связано множество дискуссий и слухов. Сначала вы как будто призывали к бойкоту, потом перестали это делать...

Дмитрий Виленский (на заглавном снимке вместе с Ольгой Цаплей): Нам тоже очень интересно, с чем связаны эти слухи. Мы вышли из проекта Каспера Кенига (Kasper König) в Эрмитаже по причине несогласия с позицией этой выставки и этого музея. Есть проект "Школы ангажированного искусства", в котором мы задействованы как преподаватели. Он участвует в "публичной программе". Но школа не является нашим артистическим продуктом. Так что говорить о том, что группа "Что делать?" куда-то вошла или вернулась, как это делает президент фонда "Манифесты", на мой взгляд, некорректно.

- Какие конкретно причины побудили вас выйти из проекта и больше в него не возвращаться?

Ольга Цапля: Наверное, сперва следует сказать о причинах, побудивших нас согласиться принять участие в проекте: для нас это была очень важная возможность показать то, что мы делаем, в России. Мы - русские художники, но в России у нас очень мало выставок. Мы никогда не были за бойкот "Манифесты" и всегда приветствовали проведение этой биеннале в Питере. Изначально нас пригласили показать на "Манифесте" наш проект "Башня" о строительстве высотного здания "Газпрома". Все было хорошо до той поры, пока не случилась эта позорная война. Стало ясно, что показывать после этих событий старый проект было просто нельзя, надо по-другому высказываться. У нас были какие-то предложения, которые не прошли.

Дмитрий Виленский: Раз уж мы тут выступаем в роли разоблачителей, то скажу, что еще одной большой проблемой была наша коммуникация с "Манифестой". Там говорят про нас: "Они так некрасиво вышли, нас не предупредили, переговоры не вели". На самом деле, все наши действия и решения зафиксированы в серии публичных обращений. Мы считаем себя публичными людьми и полагали, что это касается не только нас, но и всех остальных. Собственно, я думаю, что наши публичные обращения, как и наш выход, довольно сильно повлияли на то, как "Манифеста" развивалась дальше. Когда началась эскалация конфликта с Украиной, мы написали открытое письмо куратору и начали разрабатывать параллельный проект с украинскими товарищами.

Мы сочли, что просто показывать прекрасные работы Тильманса (Wolfgang Tillmans) и Рихтера (Gerhard Richter) в сложившейся ситуации просто некорректно. Тильманс и Рихтер прекрасны в нормальной обстановке. Но когда, по выражению немецкого философа Вальтера Беньямина (Walter Benjamin), мир находится в состоянии чрезвычайного положения, проект должен был быть пересмотрен. Собственно, в этом и заключалось наше предложение к куратору и команде "Манифесты": ребята, давайте вместе подумаем, что мы делаем и зачем. В ответ мы получили мейл: "Мы ничего не будем менять, мы не отвечаем на дешевые провокации, мы продолжаем идти своим путем". И вообще: "искусство выше политики, Эрмитаж - башня из слоновой кости, мы соответствуем духу российских законов". Последнее выражение предельно цинично: все знают, что в России законов нет.

- Каким мог бы быть альтернативный проект, о котором вы говорите?

Дмитрий Виленский : Следовало бы сделать радикальное перераспределение сил в сторону публичной программы (которая сейчас бедная, как церковная мышь). Нам кажется, что само создание публичной программы стало своего рода ответом на наш выход. Йоанна Варша была приглашена в марте. Она хороший куратор, но у нее ни на что нет денег. А на страховку работ в основном проекте тратятся гигантские суммы. Затем, следовало бы сильно поменять состав художников: из беспроигрышного звездно-галерейного варианта сдвигать в сторону более сложного, приглашать более спорные работы.

Наконец, следовало бы проблематизировать, что же такое сам Эрмитаж. То, что мы видим сейчас - это не проблематизация, а какие-то странные стоны восторга на тему: "Ах, это древний музей, в нем столько всего хранится!" Да, много. Но это еще и империалистический музей. И музей Крымской войны. Это не обсуждается, как и то, что Эрмитаж с его иерархией - это вообще не публичный институт. В какой-то момент нам стало просто неинтересно: мы много выставляемся по всему миру, сейчас, например, участвуем в биеннале в Сан-Паулу. Просто почитайте, что пишут кураторы этой биеннале и что пишет Каспер Кениг: это небо и земля, совершенно другой уровень понимания искусства! Концепция автономии искусства несостоятельна.

Ольга Цапля: Сегодня просто цинично говорить об искусстве для искусства. Сейчас мы должны сконцентрироваться на другом.

- Контраргумент критиков вашей позиции: вы стреляете "не по тем". Представителям "кровавого режима", равно как и, к сожалению, большинству россиян, глубоко безразлично, проходит "Манифеста" или нет. Если бы выставка не состоялась, больно было бы как раз людям искусства…

Ольга Цапля: Если бы мы не верили, что искусство может что-то изменить, мы бы им не занимались. Наше решение - вопрос этической позиции. Мы для себя решили, что участвовать в проекте не можем. Мы с нашей школой делаем другое искусство. Раньше казалось, что самое опасное - вот это петербургское болото, инертность и отсутствие интереса к искусству. Но сейчас, когда появляется термин "нацпредатель", пугают совсем другие вещи. Мы сделали здесь, в нашем подвале (извините, знаменитом баре "Old school") выставку. Нам здесь больше нравится, чем в Эрмитаже. С молодыми людьми, студентами нашей школы, с которыми мы ищем новый язык.

Дмитрий Виленский: Конечно, интервью Каспера Кенига не позволяет его лично подозревать в каких-либо симпатиях к Путину и всем этим репрессиям в России. Но "Манифеста" является заложником этой ситуации. Сделать хорошую выставку сейчас не проблема: достаточно иметь на руках четыре-пять миллионов, хорошую команду и хороший телефон с номерами нескольких художников-звезд. Очень трудно сделать выставку, которая куда-то бьет и на что-то влияет. Наш выход из "Манифесты", собственно, и был нашим авторским проектом. Мы проблематизируем смысл подобных больших корпоративных проектов как таковых. И вот вы говорите: состоится "Манифеста" или нет, - никого не волнует. Точно также можно сказать: а кого волнует наше неучастие? Но то, что мы сидим сейчас и разговариваем, доказывает: что-то мы все-таки спровоцировали!