Как иностранцы попали в ГУЛАГ
Сегодня я продолжу тему иностранцы в Гулаге. Недавно я познакомил Вас с гражданином Югославии Александром Агафоновым. Я встречался с ним в Париже, в приюте для русских эмигрантов. Родился Агафонов в Крыму, воспитывался в Харькове. 8-летним ребенком приехал в Югославию к родителям, которые эмигрировали во время гражданской войны. Юные годы Александра Агафонова прошли в Белграде. Во время Второй мировой войны он был в немецком плену, участвовал во французском «Сопротивлении», в подпольной борьбе антифашистов на территории Германии, в частности, был партизаном на территории ... Кёльна. Агафонов дважды сидел в Бухенвальде. Сначала при нацистах, потом при советских войсках, которым его сдали американцы, поскольку в апреле 1945 года Агафонов попал в лагерь для интернированных на западе Германии.
Привезли нас в Лимбург – огромный лагерь военнопленных. Начали приезжать эти соглядатаи из СМЕРШа. Нам подвезли целую колонну «Студебеккеров» и на сумасшедшей скорости негритосы довезли по асфальту через Эльбу. Самое интересное, что когда мы едем кругом транспаранты: «Слава танкистам», «Слава пехоте». Я думаю: «Боже, в каком виде Красная армия, в ошметках. Пальцы из брезентовых сапог вылезли, а они столько сатина тратят. Тут я вспомнил слова Александра Блока:
«Старушка удивляется, плачет. Никак не поймет, что значит. Зачем такой плакат – огромный лоскут. Сколько бы вышло портянок для ребят, а каждый ведь раздет, разут».
Для меня это тоже было абсолютно непонятно. Потом все время кричат, мол, ищите, которые тут агитаторы, пропагандисты, невозвращенцев, мол, ищите. Какие могут быть невозвращенцы, если мы сами попросились домой к родителям. Это было мне тоже непонятно. А потом меня вдруг, бабах, посадили в подвал. А затем отправили в центр Восьмой действующей армии в Веймаре в центр СМЕРШ в Маршталь – в Веймаре была такая гестаповская тюрьма –шикарная, побывайте. Там заседает СМЕРШ. Меня ведут наверх. Там три капитана:
«Расскажите вашу легенду».
Ну, я рассказал.
«Ладно. А вот скажите, как Вы сюда прибыли, зачем, с каким заданием».
Я говорю: «Да никакого задания. Какое задание? Я думал дальше через Австрию и к себе в Югославию. Я же югославский гражданин, причем юнкер югославский».
Я тоже не знал, что там Тито, что там делается. Не имел никакого понятия.
«А у Вас легенда шикарно состряпана. Вы думали, что мы Вам так и поверим». И меня в подвал. Я не переставал удивляться. Для меня это было все новое, непонятное. Но я быстро приспосабливался. Если я приспособился к немцам, то здесь тоже можно. Вот в этом самом подвале в Марштале страшные картины, конечно, были. Там и уничтожали людей. Ну а мне попался хороший капитан, грузин, фамилия Саасадзе. Симпатичный такой парень, видный. Он даже интересовался, как там оплачивают разведчиков.
Я говорю очень просто: «Получаешь ставку, когда работаешь. Если тебя арестовали, она удваивается. А если приговорили, то утраивается».
Значит, я явный был шпион с заданием свергнуть большевистское правительство. Оттуда меня препровождают – куда? В бывший Бухенвальд. Тут я уже староста лагеря, потому что знаю немецкий, потому что знаю, как функционирует баня, дезинфекционная камера, крематорий. Стояли еще разборные виселицы. Короче я стал помогать налаживать порядок. Вышки, там было 21 вышка по периметру, так как гарнизон был мал. На вышках стояли только через одну. А в лагере уже было 400 интернированных немцев. Я, конечно, был против фашистов, они доставили мне много мучений, и я строго к ним и относился. Но потом, когда увидел, что среди них пацаны – из Альтенбурга прибыло около 120 человек – юноши 16-17 лет, я приказал выдать им усиленное питание, потому что в Бухенвальде, в концлагере, и то детям давалось усиленное питание: кусочек хлеба и пол литра лишние баланды. Из пацанов-добровольцев я набрал человек 60 в «Sport und Spielgruppe» – «Спортивно-игровую группу». Потому что условия были такие: никакой переписки, никакой связи с родными – ничего нет. А это доводит до самоубийств. Они стали играть и вот они считают, что я их всех спас. Под конец было 12 000 интернированных.
По привычке, сложившейся за 12 лет нацизма, местное население называло советские лагеря для интернированных концлагерями, а в бумагах НКВД они именовались как "специальные лагеря". Первые были созданы в тылу продвигавшихся на запад частей Красной Армии ещё в январе 1945 года по приказу наркома внутренних дел Берия. Тогда шла речь только о необходимости борьбы с вражескими элементами. Это понятие было конкретизировано 18 апреля 1945 года:
"Фронтовым уполномоченным НКВД СССР впредь при передвижении частей Красной Армии на освобождённые от врага территории надлежит при проведении чекистских мероприятий по очистке тыла воюющих частей Красной Армии от вражеских элементов арестовывать:
а) немецких шпионов, диверсантов и террористов;
б) сотрудников всех организаций и групп , оставленных немецким руководством и секретной службой противника в тылу Красной Армии для подрывной работы;
в) лиц, имеющих в распоряжении нелегальные радиостанции, оружейные склады и нелегальные типографии(...);
г) активных членов национал-социалистической партии;
д) лидеров фашистских молодёжных организаций на уровне области, города и округа;
е) сотрудников гестапо, "СД" и подобных немецких карательных органов;
ж) руководителей областных, городских, и окружных управлений, а также редакторов газет и авторов антисоветских публикаций."
Шестой пункт приказа НКВД предусматривал:
С целью размещения заключённых на месте фронтовым уполномоченным НКВД СССР надлежит произвести организацию необходимого числа тюрем и лагерей.
До осени 1945 года система спецлагерей НКВД на занятых немецких территориях расширялась и укреплялась. Естественно, НКВД использовал лагеря и тюрьмы, созданные нацистами. В частности и Бухенвальд под Веймаром, Бауцен и Заксенхаузен. Два последних - Бауцен и Заксенхаузен - использовались преимущественно как колонии для тысяч осуждённых советским военным трибуналом по политическим основаниям. В воспоминаниях журналиста Йона Бреха, работавшего на радиостанции Дойчландфунк, я прочёл:
19 мая 1945 года в Берлине, в районе Ваннзее ко мне подошёл русский в гражданской одежде. Он представился офицером советской разведки и предложил поехать с ним побеседовать. Пока ехали в грузовике на беседу, выяснилось, что я арестован. В ходе допроса, видимо, в помещении НКВД, шла речь о моих публикациях - я был журналистом и при нацистах. Затем был составлен протокол, который я вынужден был подписать, хотя он и был написан по-русски. В том что мне перевели не было никаких обвинений. Только в нескольких фразах говорилось о том, что я журналист, занимавшийся вопросами экономики. Этот протокол, однако, стал основанием для отправки меня в концлагерь Заксенхаузен. Но почему меня арестовали, так и не было сказано. Причём, моей семье об этом даже ничего не сообщили. Лишь через несколько недель я сумел ей тайком сообщить о своём местонахождении. Заключение длилось с мая 1945 по февраль 1950.
Действия оккупационных властей в отношении журналиста, работавшего при нацистах, ещё можно понять. Но за что был арестован и отправлен в Воркуту Мюллер Хельбиг?
(...) не расшифровано
Подобные ситуации и судьбы типичны. Но в годы существования ГДР писать об этом ни в массовых изданиях, ни в специальных научных, было нельзя. Впервые конкретные официальные данные о ГУЛАГЕ и репрессиях против немцев в освобождённой Германии появились только в 1990 году, причём в советском документе. Помимо перечня лагерей, там было написано:
советские архивные документы свидетельствуют, что в названных лагерях во время их существования с 1945 по 1950 годы находилось 122.671 немецких заключённых. Из них 45.262 были освобождены после истечения срока, 14.202 были переданы МВД ГДР. 12.770 человек были отправлены в СССР. 6.680 переведены в лагеря военнопленных. 212 заключённых бежали. За всё время из-за болезней умерли 42.889 человек, в основном в период с 1945 по 1947 год.
756 человек были приговорены военным судом к смерти.
Если коротко, то каждый десятый был отправлен в СССР на работы. А каждый третий умер от физического и морального истощения. Причём, о самом факте, времени и месте смерти родственники не получали никакого официального извещения. Стоит отметить, что все эти аресты и репрессии не были, даже с советской точки зрения, карой за нацистское прошлое этих людей, или шагом к денацификации, перевоспитанию немцев. Боннский историк Ян Липинский, автор ряда работ о советских спецлагерях, пишет:
Даже московское руководство (Берия, Сталин) не проводило никакой связи между лагерями и денацификацией. С самого начала лагеря были инструментом, необходимым для укоренения и укрепления коммунистического господства.
По мнению исследователя, "спецлагеря" стали частью советской системы ГУЛАГ с типичными для лагерей голодом, бесчеловечным обращением, беспрекословным подчинением советским властям, карцером, вездесущими паразитами, массовыми болезнями, тотальной изоляцией от внешнего мира, частыми и бессмысленными перемещениями заключённых. Бессмысленными, поскольку до 1949 года почти во всех советских лагерях на немецкой земле существовал запрет на работу.
Напомню, что по распоряжению Берии аресту и наказанию должны были подвергать военных преступников, активных национал-социалистов и прочих "опасных немцев". Но, как мы видим, в лагеря отправляли и членов гитлерюгенд, молодёжной организации, в которой были все поголовно, и социал-демократы и просто недовольные новой властью. Как говорилось в официальном сообщении властей,
эти люди были интернированы, чтобы не мешать нам строить демократическое государство. Мы и впредь арестовывать тех, кто занимается шпионажем или саботажем против нашего государства.
В этом вскоре убедился и Александр Агафонов, сидевший в Бухенвальде и при немцах, и при русских.
Вдруг приходит немец какой-то и говорит: «Алекс». Я думаю, откуда он меня знает?
«Ну как же, мы же с тобой работали в Бухенвальде, в концлагере».
«А, точно, Карл Ройтер. Значит, знаешь, когда меня в группе фашистов привезли сюда в Бухенвальд, я решил сразу вешаться. И вдруг смотрю, ты тут командуешь парадом. Ну, раз и наши здесь, тогда вешаться не надо».
Вот – человек всю жизнь боролся с фашизмом, а Советы его тоже посадили. Их всех сперва принимали хорошо, а когда увидели, что они настоящие, непреклонные борцы против любого тоталитарного режима. Власти поняли, что они не подойдут. Один из них уже стал полицай-президентом в Тюрингии. И вот их всех КГБ в 47-48 году в ГУЛАГ. Их, конечно, потом всех реабилитировали, но ведь это же потом.
О своей жизни Александр Агафонов, живя уже в Париже, написал книгу "Схватка над пропастью". Воспоминания основаны на материалах, полученных из архивов КГБ. Но об этом в другой раз.